Сережа даже остановился и перевел дыхание.

Сокол и Иван Михалыч были настоящими, что ли. В отличие от прочих вещей и явлений латвинского бытия. Сережа так и не смог примириться с интернатом, с тем, что интернат – это теперь до конца жизни, школьной жизни, конечно, но дальше не стоило и загадывать. Случались моменты, когда Сережа обнаруживал себя на уроке, выныривая в действительность: а что он вообще тут делает и как сюда попал? Даже друг Васька был вовсе не друг, а просто попутчик или товарищ по несчастью, хотя Васька как раз не ощущал себя несчастным, напротив. Васька больше общался дауном Семкой. Наверное, потому, что Семка безусловно ему подчинялся, и Ваське это нравилось. А Сережа не любил подчиняться. Тем более какому-то Ваське с огромным ртищем, из которого, когда он ел, вечно вываливались куски на стол.